Плей: "Эта музыка будет вечной..."

Ничего у него не было. А что есть у меня? Да тоже. Ничего у него не было, кроме плеера. И сейчас он искал его в кармане. Вытряхивая бумажки, кусочки засохшего хлеба,  обрывки снов, налетевшие листвой ветреной ночью, табачные крошки оставшиеся без его губ и прижимавшиеся ночью, чтобы греть и быть ближе. Ведь им тоже одиноко.

Да. Он помнил, как первый раз увидел плеер. Красной точкой лежавший на снегу. Он помнил, как наклонился и потрогал его. Он плохо видел. И думал, что это капелька крови. А снег был такой чистый. И ему хотелась убрать эту кровь. Стереть ее пальцем. Прибавить к своей. Которой так мало. И больше нет. А потом смотреть на белый снег. В этой одинокой тишине за мусорным баком. Где кусочек белоснежный, снежный нежный. Непонятно откуда взявшийся и только ты.

И потрогал эту кровь. И услышал. Сначала он подумал, что эта музыка несется из открытого окна. Но все окна были закрыты.  Пожалуй. У него не было сил смотреть.

Он убрал палец. Капелька крови осталась на снегу. Он посмотрел на палец. И ничего не увидел, кроме синевы. Он подумал, что это ягода рябины. Но не было рябины вокруг. И тогда снова потрогал капельку. Решив, что она замерзла. И сейчас он… И музыка стихла.

И он остался один в одинокой своей тишине. За мусорным баком. Где кусочек белоснежный, снежный нежный. Но она уже не так радовала его, как он думал раньше. И тогда он понял, найдя силы посмотреть вокруг. На закрытые окна. На пустую улицу, что это плеер. И взял его. Так у него появился плеер.

Он помнил, как заряжал его. В пустых заброшенных подвалах. В придорожных. Самых дешевых. Кафе. В каких-то квартирах. Заряжал и слушал. И смотрел, как пустеет тарелка супа. Становится меньше бутерброд. Или банка кильки. Или сухарик. Или ничего. Проглатываемой слюны. У плеера было всего 12 песен. Он не знал, как они называются. Он сам придумал названия.

Там были песни
Любовь
Надежда
Разлука
Колыбельная
Ты знаешь, он все же есть

Некоторые песни он не знал, как назвать.
Они все время меняли название
Боль. Холод. Слезы
они застывают на щеке. Льдинками
и падают вниз
к ногам Христа
в самую жару
Болезнь, озноб
И вечная,
которая всегда с тобой
Та
капельками пота и пролет больничной лестницы пуст.

Он помнил все эти песни. И сейчас он искал плеер, выкидывая бумажки, кусочки засохшего хлеба,  обрывки снов, налетевшие листвой ветреной ночью, табачные крошки оставшиеся без его губ и прижимавшиеся ночью, чтобы греть и быть ближе. Ведь им тоже одиноко. Да.

И, наконец, нащупал его и нажал. Подобранную где-то пуговицу. Или кусочек смерзшейся глины. Или камушек. Он не знал. Плей. Всегда плей.